ЛИГА ARTISTS
ХУДОЖНИКОВ LEAGUE
СНЕЖНЫЙ SNOW
АРЬЕРГАРД REARGUARD
Оксана Ермолаева-Вдовенко
искусствовед
Бато Дугаржапов
Вступление
На протяжении последнего десятилетия Бато Дугаржапов является одним из лучших современных московских пейзажистов. Продолжая традиции импрессионизма и «Голубой розы», художник разрабатывает новый удивительно современный изобразительно-пластический живописный язык. Его волнует игра света, цвета, теней, отблесков, рефлексов, отражений. Прирожденный колорист, Бато своими поразительными цветовыми сочетаниями вызывает гамму эмоций: восторг, восхищение, передает переполняющее художника чувство искренней радости от соприкосновения с красотой бытия. Любое проявление природы художник может облечь в поэтическую живописную форму.
Мимо его картин невозможно пройти равнодушно, они останавливают, очаровывают, поражают. Виртуозный мастер кисти то взрывает полотна всполохами живописной вакханалии, то демонстрирует абсолютную деликатность цвета, погружая зрителя в созерцание монохромной изысканности своих полотен.
Его картины – гимн цвету и свету. Художник воспевает розовый: в предзакатном небе, глади реки, обласканной заходящим солнцем вершине горы. Сколь чист и монументален белый. Он покрывает большие пространства, но при этом не выглядит монотонно.
В девяностые годы художник часто использовал противопоставление фактур, к примеру, глади реки или моря объемно-пластическому рельефу берега. Он мастерски передает состояние солнечного освещения: рассвет, закат, блики, рассеянный свет сени деревьев, яркие пятна знойного южного полдня, прорвавшиеся сквозь кроны и ветви.
За последние десять лет творчество Бато Дугаржапова претерпело определенную эволюцию. Контуры его предметов постепенно расплываются, цветовые отношения берут на себя доминирующую функцию. Исходя из логики творческого развития стиля живописца, он стоит одной ногой на пороге абстрактного искусства, когда форма уже не будет сковывать поэтику цветовых отношений. Некоторые произведения последних лет приближаются к декоративно-орнаментальным композициям.
Художник одинаково интенсивно работает в любое время суток. Ночью, прикрепив на голову фонарик на подобие шахтерского, он создает свои стремительные этюды-картины, стоя под черным небом спящего города.
Мазок художника живой, пластичный, «дышащий» удивительно точно передает то камень, выбеленный зноем, то вибрирующую рябь воды, то неясное мерцание рефлексов ночного города, динамичного, энергичного, с пестрой, едва намеченной толпой.
Этюды в последнее время становятся все меньше и фрагментарнее, он уже не пишет широких охватов местности, его привлекают узкие улочки, он может любоваться куском стены, освященной солнцем или фрагментом неба с необычными облачками.
Кажется, сам художник несколько поражен снизошедшим на него даром великолепного живописца. За таким результатом, стоят, конечно, долгие годы академического образования и труда. Но учатся многие, а таланты рождаются редко.
С моцартовской легкостью, быстро и точно, Бато Дугаржапов складывает живописную мозаику своих импровизационных творений, внутренним чутьем улавливая верную композицию и неповторимый, только данной работе присущий колорит.
Родовые корни
Детство Бато прошло в солнечном Забайкалье, богатом фольклором, преданиями, причудливым смешением буддизма, христианства и язычества. В родословной художника есть и шаман, и беглый лама, но более подробная информация существует лишь о предках в третьем поколении, которую бережно сохранила мать Бато – Долгоржаб Доржиевна.
Дедушка по материнской линии Доржиев Тугжи, 1907 года рождения, до войны был председателем колхоза, потом - продавцом сельмага в родном селе Хойто-Ага. Был ранен в битве под Курской дугой, полгода лежал в ивановском госпитале и умер от военных ран в 1952 году, оставив на жену троих собственных детей: Долгоржаб, Цырегму и Очиржаб и племянницу-сироту Норжимо, жившую с ними.
Бабушка Бальжит, 1910 года рождения, была мастерица, могла сшить все, вплоть до шуб и унтов, умела держать топор, пилу, лобзик – из рога делала гребенки. Бато досталась мечта его бабушки, у которой был дар изображать животных. Она ушла в мир иной вслед за мужем в том же году. После смерти супруга, чтобы прокормить детей, пошла работать на уборку хлеба и в одну из ночных смен трагически погибла, поскользнувшись на площадке комбайна.
Сиротам было восемнадцать, четырнадцать и десять лет.
Прабабушка Бато по материнской линии – Долгор Цыбенова дожила до 93 лет. Ее дочери, в частности Бальжит, унаследовали ее дар мастерицы. В их роду очень высоко ценилось умение все создавать своими руками. Мастером «золотые руки» был и старший брат бабушки – Намсараев Намжил, работавший столяром.
Предок по отцу - дедушка Базаров Дугаржаб родился в 1905 году. Основатель фамилии был председателем колхоза, табунщиком, чабаном. Во время Великой Отечественной войны, состоя на службе в армии, отвечал за провиант – охотился. В нашем представлении был этаким Дерсу Узалой. К тому же он был оригинальным поэтическим рассказчиком улигеров – поэм из далекого прошлого, считался мастером слова. Вместе с бабушкой они были долгожителями из села Алханай.
Бабушка – Дамдинова Мэдэгма (1908 г. рождения) как и дед, работала чабаном, помогала пасти табун. Вырастила троих детей: Дугардан, Дугар, Долгор. Помогала им учиться в школах, вузах, устраивать личную жизнь. Судьба наградила ее мудростью. До последних дней она была рукодельницей, пряла пряжу всем многочисленным внукам и внучкам на кофты, варежки, носки.
В Бурятии есть такая традиция: если семья бесплодна, то многодетные родственники дарили ей ребенка. Отец Бато - Дугар в детстве был драчуном-забиякой. Его несколько раз пытались отдать «в хорошие руки», но он все время убегал от приемных родителей. У него были старший брат и младшая сестра. А самого младшего братишку Доржи все-таки отдали родственникам.
Третий ребенок в семье Дугара и Долгоржаб - Бато родился 29 января 1966 года в селе Дульдурга, районном центе Агинского Бурятского автономного округа Читинской области. Родители в честь рождения детей посадили под окнами дома три тополя. У Бато есть старшие сестра и брат - Сэржена и Баир. Мама Тугжиева Долгоржаб Доржиевна написала о сыне воспоминания, которые во многом помогли в создании этой книги.
Отец был партработником, и по долгу службы семья переехала в Читу, где маленький Бато увидел, как расписывали стены школы сюжетами из жизни Володи Ульянова. «Помню, во втором классе читинской школы № 40 на огромной плоскости школьного коридора кто-то из художников писал маслом сюжет из жизни молодого Ульянова. Эпизоды этой росписи создавались кусками сразу же в законченном виде, сильно, большими широкими мазками. Это производило на наши неокрепшие души неизгладимое впечатление существующего недоступного нам мира, мира живописи, красок, людей, которые могут прийти и создать на стене параллельную реальность. Это творилось на наших глазах, когда мы отдыхали на переменах, и было отлично от той «оформиловки», которая окружала нас и кричала формами Казимира Малевича».
В 1974 году маме на работе в Чите подарили книгу «Рисунки Рубенса» с потрясающей печатью. Бато осознал эти рисунки, когда уже учился в МСХШ.
Будущий художник в детстве мечтал стать врачом, не пропускал ни одной передачи «Здоровье». Долгоржаб Доржиевна под впечатлением от книги решила кого-то из детей сделать художником и отдала Баира в художественную школу. Но, однажды зимой, по пути туда, мальчик поскользнулся на остановке и чуть не угодил под колеса троллейбуса. На этом его художественная карьера окончилась, он стал врачом – профессия, о которой мечтал маленький Бато.
Отец Дугар Базарович работал инструктором в Облисполкоме и по роду своей работы часто помогал художникам находить заказы, получать мастерские и квартиры. В благодарность читинские художники отцу и его детям подарили ящик красок. Он был весь промасленный от протекших тюбиков. Бато с братом их выдавливали, смотрели. Запах запекшегося масла из-под крышек тюбиков и выдавленной на пробу краски еще и своим цветом производил ощущение чуда. В это время шла обычная сельская жизнь: школа, уроки, футбол, велосипеды, речка, и тут неожиданно появляется этот ящик с красками – вырванный фрагмент из художественной среды, который изредка фоном возникал в детстве.
«Помню, как отец иногда подзарабатывал, помогая своему другу художнику Чыренжабу выбиванием имен на мраморной плите и прокраской этих желобов классической бронзой. Происходило это в квартире Чыренжаба, где на шкафах сплошь стояли скульптуры из пластилина – коллекцию составляли родственники, бабушки, дети. Она перемежалась со старинной серебряной скульптурой буддийского пантеона. Этот дух искусства привлекал необычайно. Его супруга Клара была очень хлебосольна: брусничные пироги в Новогодние праздники, шумные пиры родичей, гора друзей, знакомых, песни».
В 1975 году семья переехала в поселок Агинское, где Бато учился с третьего по пятый класс. Ходил в секцию по стрельбе из лука, гонял мяч, из-за морозов не раз попадал в больницу. Десятилетний мальчик ездил на соревнования, привозил множество призов. Будущий художник еще до занятий изобразительным искусством имел точный глаз и меткую руку. После одной из поездок Бато тяжело заболел воспалением легких, и мама волевым решением, отстранив от тетивы и стрел, прекратила его спортивную карьеру, записав в художественную школу. Впрочем, вырастить сына художником было ее мечтой.
«В Дом культуры пришел один, поднялся на второй этаж, пройдя коридор сплошь из стекла и длинных столов, вошел в кабинет педагогов, прокуренный до умопомрачения, на главном столе лежали журналы, открытки с репродукциями, в частности, Сурикова, где-то мелькал улыбающийся солдат из «Перехода Суворова через Альпы». «Рисуй!» - с этой короткой фразы я начал создавать вступительный рисунок – деревянный горшок или туесок карандашом на куске ватмана.
Потом с учителем зашли в кабинет рисунка, находившийся в полумраке, где царило молчаливое сопение и шуршание карандашей, а софиты избирательно выхватывали кусками света постановки из гипсов. Затем перешли в акварельный класс, наполненный светом и множеством цветных натюрмортов. Здесь же стоял мольберт учителя по живописи Доржи Гомбоева. Из-за нехватки мастерских Доржи Гомбоевич творил прямо в классе на наших глазах. Получался своего рода мастер-класс! Эффект был неожиданный. В это время он писал полутораметровую картину с пожаром и людьми, тушащими пламя. Мы работали акварелью, а здесь царило настоящее масло. Тяжелая круглая палитра с множеством аппетитно выдавленных красок. Помню их потрясающий запах, путающийся с запахами глины и пластилина. Феерия летающих мазков полыхающего огня в синем сумраке была подобно чуду и завораживала всех, кто оказывался рядом».
Бато слепил в художественной школе домик. Его там хранили много лет как одну из лучших работ. Мальчик проучился лишь три месяца, много наблюдая за работой старших учеников.
Шла сухая скудная весна Забайкалья. Бато после болезни нарисовал портрет Ленина. Окружающие оценили абсолютное сходство. 1 июня 1978 года состоялось родительское собрание, на котором директор художественной школы Борис Бадмажапов рассказал об успехах своих учеников. А о Бато отозвался особенно: «… очень одаренный мальчик, у него дар от бога, и пока почерк моей школы не стал его почерком, настоятельно рекомендую ему учиться серьезно в художественной школе, которая есть в стране».
Получив совет профессионала, родители узнали, что в Москве есть такая школа – МСХШ при художественном институте им. В. И. Сурикова, базовая школа на пятьдесят человек, с интернатом, где есть общежитие, столовая, спортзал и прочие условия. Отправили туда рисунки и документы. Ответа не последовало. Наступил конец августа. Родители попросили родственника депутата (Дондокова Дамби Жалсан) узнать о судьбе отосланных рисунков. По счастливому стечению обстоятельств в МСХШ он встретил директора, случайно находившегося в школе во время отпуска. Оказалось, что документы Бато еще не рассматривались, но директор Петросян К. Л. обещал создать комиссию и послать ответ телеграммой.
Бато с восторгом воспринял вызов, очень обрадовался, что будет учиться в столице СССР.
Легендарная МСХШ
Так двенадцатилетний Бато Дугаржапов оказался сразу во втором (шестом) классе Московской средней художественной школы с испытательным сроком один год. «30 августа 1978 г. начали съезжаться одноклассники из Свердловска, Орджоникидзе, Ростова-на-Дону, Подмосковья: Павел Упоров, Михаил Шиповский, Вадим Кузьмин, Андрей Матвеев, Василий Городилин, Павел Субботин, Александр Машурик. На следующий день приехал «заключительный аккорд» из солнечного Краснодара и Кубани с арбузами и таранью - Дмитрий Беломыльцев и Юрий Кротов с гигантской папкой гениальных акварелей». Увидев, сколько ребята «наработали» за лето, Бато решил написать вид из окна интерната. Подошел Юра Кротов, намочил начатый рисунок губкой и стал быстро писать по сырому на глазах пораженного Бато, не знакомого с такой техникой. Когда акварель подсохла, Бато дописал мелкие детали. Это первая акварель в МСХШ до сих пор хранится в коллекции художника.
Камерное Замоскворечье – это место благоприятно для художников, но так было не всегда. Жизнь МСХШовцев в Замоскворечье еще и в начале 70-х годов проходила в осадном положении. Местные банды кадашей не давали жить спокойно никому, в том числе начинающим художникам, с которыми часто бились «стенка на стенку». Это не прекращалось, пока всех кадашей не пересажали и не снесли бараки, в которых они устраивали «малину».
Напротив школы находилась Третьяковская галерея. Благодаря уникальному соседству МСХШатики, обегая залы Третьяковки во время перемен, наматывали сотни километров. « Школьные занятия и спецпредметы, - вспоминает Бато, - загружали нас так, что времени на пленэр катастрофически не хватало. Оставалось только наблюдать за изменениями в природе. Одну за другой она экспонировала нам свои картины. Все это волновало, накапливалось, вызывая напряжение души. Она была как струна».
Первый этаж МСХШ был миром скульптуры, коридор украшали античные статуи, а в нишах под стеклом находилась отборная фондовская скульптура из пластилина, красной глины и гипса. Бато прибыл на учебу в сопровождении земляка Балто Лыксокова, учившегося в 11 классе. Потом в этих нишах новоиспеченный ученик с удивлением и гордостью обнаружил отлитый в гипсе небольшой портрет юного Балто.
На всех этажах школы проходили различные тематические и фондовские выставки. Работы висели в лестничных пролетах, мастерских, в музее, в кабинете директора.
Однажды на втором этаже шла выставка, посвященная военной тематике. Очень понравилась корпусно написанная работа Александра Тимофеева, в которой солдаты, вытаскивая грузовик, шли прямо на зрителя. Бешеная фактура травы, грязи, нагруженная маслом, была ошеломляющей: пастозные краски, практически рельефная живопись. Из любопытства, основанного на профессиональном интересе, Бато с товарищем одному из солдат на перемене отколупнули нос.
Перед директорской была зона музея, где находились две огромные книжки по сорок страниц, раскрытые на 360 градусов, а там - лучшие рисунки МСХШ. Ученики прибегали на большой перемене посмотреть, как надо рисовать, но самое замечательное висело в директорском кабинете. Провинившийся МСХШовец, побывав у директора, выходил ошеломленным, но не от строгих речей, а под впечатлением шедевров, глядевших на него со стен.
В музее Бато запомнились работы Виктора Иванова - рязанского художника, потрясающе рисовавшего в МСХШ. Бато смотрел и не понимал, как это сделано – настолько виртуозным был рисунок.
По коридору, по лестницам висели произведения Геннадия Спирина, Анатолия Якушина, Ивана Архипова, Алексея Ткачева, Сергея Андрияки, натюрморты Сергея Попенко, Юрия Кудрина, Натальи Кочетовой и многих других талантливых учеников. Выполненные в стилистике Коровина непревзойденные натюрморты Кочетовой украшали столовую, где с утра до вечера можно было разгадывать секреты ее живописной энергии. По коридорам, в стеклянных шкафах находились работы уровня Третьяковки. МСХШ для Бато и многих выпускников этой необычной спецшколы оставила неизгладимое впечатление на всю жизнь.
«Музеи, выставки, персоналки – все, что мы видели, впитывалось всеми порами. Произведения складывались в сундук сердца навсегда. Фонд МСХШ – это одни шедевры, какие здесь таланты произрастали – уму непостижимо! Вот где надо учиться настоящему рисунку и подлинной живописи. Музеи всех художественных школ и училищ – это неоскудевающий родник и неиссякаемый источник для всех поколений».
Интернат полностью располагался на четвертом этаже школы вместе с кабинетом физики, из которого иногда доносился зычный голос Владимира Петровича.
Вход начинался с картины Анатолия Якушина «Разгрузка досок», висящей над диваном и зеркалом, и устремлялся в глубину основного коридора, щедро заливаемого из окон светом Замоскворечья. Ближе к окнам толпились парты для домашних уроков, правее – стена со спальнями, комнатами отдыха, кабинетом заведующей, стенгазетами и различными цветами; упиралась стена в старинный рояль и две немецкие копии во весь рост Рембрандта и Тициана.
«Пейзаж за окном можно рассматривать все семь лет, и все семь лет восторгаться. Сколько зим и весен мелькнуло, и остается только жалеть, что мало так писано из этих окон. Когда МСХШ перебрасывали в другое место Москвы, стены были исписаны прощальными словами. Наверняка, многим снится эта школа со своими причудливыми мастерскими и коридорами».
Прошел первый год. Бато с успехом выдержал испытательный срок и стал полноправным учеником легендарной Московской средней художественной школы при институте им. В. И. Сурикова. Рисунок и живопись преподавали Молчанов К. М. и Томашевская Л. С., затем Воронин В. В. и Ефанов В. А. Все ученики много писали, потрясающе работали. Жили вместе, играли в футбол, рисовали. Там были шумные веселые компании друзей-озорников, приключения и даже маленькая дедовщина. «Во время ночных битв и драк на подушках всегда был парень на карауле, в щелочку из двери он смотрел в отражении Рембрандта обратную сторону коридора и ждал, когда метнется тень ночной воспитательницы.
Утро начиналось с грохота двери, открывавшейся не с первого рывка, потом сознание улавливало короткую гимнастическую фразу Екатерины Васильевны: «Мальчики, подъем!» В следующее мгновение груда тел уже стояла в спортзале и начинала свой очередной новый день.
Представьте себе утренний образ сонного интернатовца с тощим портфелем в руках, с нечищеными зубами и рачьими глазами, который, живя в этой школе, умудряется опоздать на первый урок. Вот такой мятый силуэт иногда вырисовывался в дверях какого-нибудь класса алгебры или истории».
Родители старались помогать будущему художнику: отец проводил отпуска в Подмосковных санаториях, чтобы навещать сына, подкармливать, покупать краски, кисти и прочее.
Долгоржаб Доржиевна пишет в своих мемуарах: «У Бато есть хорошая черта: доброта, мудрое отношение ко всему живому, такая философия – спасать, выручать, помогать, он готов снять последнюю рубашку, чтобы кому-то было хорошо и тепло».
Родители получили от классного руководителя благодарственное письмо о сыне, где было написано, что в классе писали сочинение на тему «Мой товарищ» и половина ребят написала о Бато, что он «мой хороший товарищ, добрый, честный».
Среди учеников существовала традиция дарить друг другу работы, этюды. Когда заканчивали школу – у некоторых образовались гигантские коллекции. У Бато сохранился пейзаж одноклассника Алексея Тимофеева, (8х13, к.м., 1983 г.), который до сих пор ему очень нравится. Легендарный вид на Замоскворечье из окон МСХШ вдохновил немало учеников. «Скромный этюд Алексея навсегда запечатлелся в моей душе. Он сопровождает меня всю жизнь, практически пронизывая мое творчество. Легкий минор, пронзительное небо, незаконченный порыв, эскизность красочного слоя создают неповторимые ощущения и вызывают ностальгию по школьным местам».
Леша Тимофеев – младший брат Саши Тимофеева. Оба брата - интеллектуалы. Когда Бато поступил, Саша учился в 7(11) классе. Братья обсуждали недостатки работ, подсказывали, как их можно исправить. Иногда в спальню № 5 заходил Саша Тимофеев и рассказывал о важности наличия души в работе: «Вот посмотрите, как Вася Городилин пишет, он в свои акварели душу вкладывает, с душой надо писать!» А я на первом году обучения никак не мог понять того, как душа может присутствовать в работе. И через три-четыре года, разглядывая эти работы в школьном музее, я почувствовал наличие в них вложенной души. Написаны они были по сырому, легко и вдохновенно».
Саша Тимофеев был чемпионом по количеству набросков в истории МСХШ – он делал до тысячи набросков в месяц, никогда не расставался с блоком бумаги. «Набросок – это стимулирующая система, глаз не замыливается и рука все время в движении. МСХШовцы рисовали везде, где только можно: на рынках, улицах, в метро…»
Замечательные наброски были и у Андрея Городничева. Для окружающих это было откровением. Много его рисунков находится в коллекции друзей, у Бато тоже сохранилось два-три. Он считает, что если собрать рисунки Городничева – будет отдельная книга – как надо рисовать. Легкая живопись Андрея тоже в своем роде уникальна. Однажды он сделал мастихином блик солнца вдали на реке, который неудачно заехал наверх, до неба, но не стал ничего исправлять. Этот мазок запомнился Бато, и он сделал вывод: не все неудачное нужно убирать, что-то небрежное может остаться.
«Перед московской олимпиадой очень много ребят поступило в МСХШ из Самары, Магнитогорска, Глазова, Орла, Обнинска, Костромы, Ельца, Кандопоги, Краснокаменска, Подмосковья: Игорь Ларионов, Евгений Чебан, Игорь Бабайлов, Алексей Горелов, Игорь Прядко, Андрей Городничев, Алексей Тимофеев, Владимир Шерстюк, Константин Ковальчук, Эдуард Григорьев, Игорь Яворский, Алексей Проценко, Дмитрий Родин, Андрей Комаров. Этот новый поток зацементировал старшие и младшие поколения в единое целое: народ писал немыслимые композиции, картины, смелые сюжеты. Творческий заряд был необыкновенным. Классика, летевшая с радио и винила, подливала масло в огонь. Саша Тимофеев, часто заходивший в гости, уже будучи студентом Суриковского, много рассказывал о живописи, вдохновлял на подвиги».
О высоком уровне и профессионализме юного художника говорит картина Оттепель, которую Бато создал в четырнадцать лет. Подобное пластическое и композиционное решение произведения не под силу и многим профессиональным художникам. Картина хранится в Чите, в коллекции первой учительницы Бато - Юлии Ивановны, приучавшей детей к самостоятельности и умению делать все своими руками.
В 1983 году Бато Дугаржапов получил диплом конкурса на лучшую композицию среди художественных школ СССР. Вице-президент АХ СССР Решетников Ф. П. сказал на просмотре о композиции Бато, что она выше уровня дипломной работы студента.
В 1984 году после успешного окончания школы, Бато, сдав вступительные экзамены в институт им. В. И. Сурикова, стал студентом, но через полтора месяца учебы в восемнадцать лет ушел в армию. Отслужил в 1984-1986 годах в автомобильной роте в Чите. «Здесь служба свела с Олегом Корытовым - художником клуба батальона. Окончивший дизайнерский факультет в Иркутске, Олег в различных проектах каждый раз поражал новизной абстрактного мышления. Такой творческий подход иного порядка подтолкнул к фундаментальному пересмотру взглядов в искусстве».
Суриковский институт
После службы Бато продолжил учебу (1986-1992).
Первые два курса общего отделения Суриковского института учился у А.С. Трофимова, впоследствии распределился в монументальную мастерскую К. А. Тутеволь - ученицы
А. А. Дейнеки и А. В. Лентулова. После ухода из жизни Клавдии Александровны, обучался у профессора
Е. Н. Максимова.
На первом курсе рисунок вел С. А. Сиренко, на втором –
С. А. Гавриляченко, о котором художник сохранил самые теплые воспоминания. По сравнению с МСХШ, система обучения в Суриковском институте показалась более свободной, здесь оттачивали глаз, ставили его более точно. Здесь количество перешло в качество. Познакомился с Сашей Ермаковым. Войдя в роль гастролеров к концу второго курса, они стали реже посещать занятия, выработав для себя оптимальный режим: писали постановки вместо пятидесяти – около восьми часов.
Когда появлялась новая постановка – шла борьба за место, кому куда встать. Бато приходил в последнюю очередь и находил совершенно уникальные точки. Вещи у талантливого студента получались свежие, не затертые. В освободившееся время Бато путешествовал, много читал, изучал Марка Аврелия, Василия Розанова, Мишеля Монтеня, Георгия Гурджиева, философские изыскания буддийских школ. Особенно интересовали краткие, емкие высказывания даосизма о пустоте и японский синтоизм, обожествлявший горы и весь окружающий мир. В итоге, «Нагорная проповедь» Христа оказалась на пике собственных размышлений молодого художника. Бато воспринял ее как родник чистой воды.
Для студентов во время учебы существуют определенные форпосты. Для Бато это дипломная работа «На Двине» Никиты Федосова, натюрморты Александра Фомкина, портреты Дмитрия Портнова, ракурсы Валерия Чернорицкого, живопись Павла Рябинского, Елены Елясовой, эксперименты Александра Воронкова. Бато внимательно следил за их творчеством. На втором курсе Суриковского института появился потрясающий рисунок Саши Воронкова «Импрессионисты», нарисованный углем на холсте. Изображены были все импрессионисты, как на старой фотографии, только по-другому закомпонованы: в центре Тулуз-Лотрек. Группа художников словно позирует перед объективом фотокамеры. Штрих шел практически вертикально, и в рисунке появился импрессионистический момент.
В 1988 году Бато начал экспериментировать, писать акварелью, темперой. Родился некий авангардизм. Часть работ выполнял в декоративном ключе. Появилась определенная световая иллюминация.
Известно, чтобы писать постановку, надо ее закомпоновать. Постановки человека, лежащего на тумбе, мысленно прогонялись через геометрическую систему. Бато смотрел, как согнуты локти, колени на 40 или 90 градусов. Получались интересные вещи – и декоративные, и реалистические одновременно.
Когда художник перешел на акварель, она стала диктовать свои условия, уплощая изображения. После института Бато работал маслом, которое повело художника в сторону импрессионизма.
На четвертом курсе было задание – копия фрески. Начинающий монументалист остановил свой выбор на «Шествии волхвов» Беноццо Гоццоли, которое решил в монохромном колорите гризайли, оживленном лишь золотом. Копия огромного размера (320х415) поражает точностью и скрупулезностью исполнения. В течение всего периода работы друзья Бато с большим воодушевлением помогали в ее создании. Это Марина Андриевская, Юрий Козловский, Юрий Кротов, Игорь Ларионов, Игорь Линевич-Яворский. Писали на бумаге. Работа сохранилась до сих пор, несмотря на хрупкость материала. Бато решил сделать большую копию, чтобы изучить композицию и рисунок. Хотя композиция Среднего Возрождение ему не близка, но было интересно выполнить все задание до конца, понять строение и соединение белого, серого, темных пятен. Для этого идеально подходила техника гризайли с ее растяжкой, возможностью пользоваться чистой энергетической силой света и тени.
Получилась, в определенном смысле, «народная» вещь.
Таких больших работ в Суриковском никто не делал. Это первый и последний прецедент. Потом были еще две-три попытки, но с ними не справились, поскольку это практически непосильный труд, так как работа продолжалась два года в шесть-семь этапов. Один этап длился в течение 10-15 дней. Копия была натянута в коридоре, в свободной рекреации. При желании любой мог подойти и вырезать все, что угодно на память. Но этого за три года не случилось. Потом деканат живописи спохватился, и работу перенесли в кабинет рисунка.
Умение организовать команду, подчинить ее единому стилистическому замыслу впоследствии помогло Бато при росписи храмов.
На монументальном отделении Бато учился вместе с Сергеем Шампановым, Александром Ермаковым, Андреем Ремневым, Натальей Павловой, Сергеем Михайловым, Владимиром Зининым, Евгением Сениным, Исметом Шейх-Заде. «Новый поток из девяти человек, пришедший на третьем курсе к Клавдии Александровне Тутеволь, стал, практически, инсулином в ослабевающем организме монументального отделения, где стоически держался единственный студент Валерий Мамчур. Совместная работа в выполнении различных заданий в таком материале, как сграффито, мозаика, фреска сплотила студентов в дружный коллектив. Киргизский плов в сочетании с ящиком портвейна усиливал чувство локтя. В Ростове Великом прошла незабываемая летняя копийная практика под руководством А.И.Назаровой и Е.Н.Максимова. «Экспериментируйте, дерзайте! - говорил Евгений Николаевич, - после института такой возможности не будет». Как в воду глядел!»
В 1989 г. создана картина Степь на тему бурятской истории. Произведение решено в монументально-эпическом ключе.
Весной, перед самой защитой диплома, дает знать о себе ностальгия по Замоскворечью, ( дипломные мастерские в период перестройки волей случая переехали в МСХШ) художник временно оставляет дипломную работу и начинает вдохновенно писать все, что видел в течение последних тринадцати лет.
«Это был настоящий душевный всплеск, - вспоминает Бато, - рисовал, что душа хотела, очень быстро, ведь понимал, что это временное состояние, и скоро оно перекроется другими настроениями. Настоящие, скоростные явления вдохновения!»
За этот короткий период было написано около сорока картин.
В 1992 году проходили защиты дипломов. Сильное впечатление на Бато произвела дипломная работа однокурсника Павла Рябинского. Павел написал в стиле импрессионизма даму, сидящую у стола, точно передав легкое настроение скучающей барышни, чистящей сливы. Это ощущение прохладного утра запало в душу художника. Бато очень высоко ценит творчество Павла. Вспоминает, что когда он писал постановки, было видно, как на глазах рождается настоящая живопись.
Диплом Бато - эскиз монументальной росписи «В горах» (1992), решенный в стилизованно-орнаментальном ключе. «Здесь ставилась задача оформления стены лестничного пролета. Темой эскиза явилось молитвенное состояние старца Адолы, стоящего в разлившемся тумане близ своего дерева» . В росписи отразились философские размышления художника, сформированные на основе японского синтоизма и дзен-буддизма. Вспоминается знаменитый дипломный фильм Рустама Хамдамова «В горах мое сердце».
После института Бато решил сжечь свои работы, сохранив штук сорок. Он считает, что когда сгорают произведения, происходит переход энергии. Если мосты сожжены, остается идти дальше. Аналогичные случаи были и раньше. К примеру, у Пластова сгорела мастерская, после чего он написал в несколько раз больше и лучше. В трагедийном, на первый взгляд, факте есть истина. Чтобы восполнить утрату, Бато пришлось писать, писать так, что он до сих пор не может остановиться.
Французский период - ностальгический стиль
В 1992 году в Париже прошли серии выставок русского искусства: в аукционном зале отеля ДРУО были представлены картины художников, в том числе работы Бато. Сенсационной новостью аукциона стали моментально раскупленные полотна молодых художников из России.
Предыстория этого бурного успеха такова. Сразу после защиты дипломов в Суриковском институте в Москву приезжает генеральный директор французской фирмы «Ар-мажор» Франсуа Жине и приглашает поработать во Францию нескольких студентов и выпускников, среди которых и Бато Дугаржапов.
Во Франции в 90-х годах проходили аукционы русского искусства. Молодые художники жили под Парижем в Шампини, работали, писали постановки. Непривычным оказался мажорный французский колорит, обилие света. Палитры сразу высветлялись, становились солнечными, охра и земляная краска стала терять силу. Заказчики давали канву, для художников ставились постановки с дамами. Темы: солнце, море, девушки. Школа была очень интересной. Господствовала эстетика соломенных шляпок, края которых светились, как маленькие солнца.
Во Франции появился мотив цветущих розово-белых деревьев, полей, усеянных цветами. Бато еще до поездки так себе это и представлял. Море он тоже представлял, потом поехал посмотреть на него в натуре, и воображаемое море оказалось лучше реального.
Бато приезжал в Шампини несколько раз. Его привлекал антураж, когда барышни в костюмах 19-го века прогуливаются по траве, где в живописном беспорядке лежат натюрморты, книги. Там было все живое, каждый день новые постановки – под солнцем, в тени, около реки. Приходилось работать и ночью.
«Во дворе этой резиденции в Шампини среди сочной коротко стриженой травы высились взрослые русские березы, кидавшие свои прохладные тени на соломенные столы, стулья, раскиданные предметы: зонты, ящики с красками, нераскрытые треноги. Запах кофе, йогурта, игра в дартс, гульба в ресторанах, морской ветер Сан-Мишеля, витражи Нотр-Дама, огни Монмартра, шумные кафе – в душе сложились незабываемые впечатления».
Для Бато это был сложный период - экстремальные условия. За сезон нужно было создать целую выставку. Вот где пригодилась колоссальная работоспособность живописца. Но, к сожалению, все творчество молодых художников было пущено на поток. В конце концов, Бато все же разорвал пятилетний контракт (92-97 гг.) и начал выставляться в Москве. Но очевидные плоды сотрудничества дали мощный импульс во всем: палитра стала светлой, жизнерадостной. Возможность создавать на пустом месте целые выставки стала реальностью.
Большим стимулом к творчеству являются сын Баясхалан (1994 г. р.) и дочь Виктория (2007 г.). Супруга Аюна (в девичестве Мункуева) с достоинством справляется с ролью музы художника, героически выстояв в построении семейного очага. Бато запечатлел ее искусным кулинаром в крохотной работе Наполеон.
В 1997 году с успехом прошла персональная выставка в Чите. Художник получил признание на Родине. Зрители и критики среди других работ отмечали картину Гора Алханай. Этот могущественный памятник природы – родовое гнездо (алтан тоонто) отца Бато, Дугара Базаровича и всех его предков.
В ряде картин забайкальской тематики присутствует детальная проработка пейзажа, не свойственная последующим работам (Чита, 1996).
Творчество Бато Дугаржапова чтят на Родине, он включен в Забайкальскую энциклопедию как деятель культуры.
В 1998 году Бато стал членом Союза художников России.
Монументалист
Основываясь на своих эстетических воззрениях, в 1993 году Бато расписывал детские сады, дома культуры, ресторан.
При подготовке к персональной выставке в Чите художник воссоздал ее древний монументальный облик - Старая Чита (196х93 см), 1997. Драматично освещенные пламенным заревом заката купола Александро-Невского собора и силуэт беседки в городском саду им. В. А. Жуковского трансформируются в образы трех богатырей, двое из которых в древнерусских шлемах, а третий – в бурятском национальном головном уборе. Лаконизм решения и цветопередачи заднего героического плана плавно переходит в импрессионистическую россыпь водной стихии, без которой в 1997 году монументалист Бато Дугаржапов уже не мыслит свое творческое кредо.
В1999–2000 гг. Бато участвовал в росписи храма Христа Спасителя в творческой группе под руководством Е. Н. Максимова по возрождению композиции «Отечество» в центральном куполе. Площадь росписи составил 1200 кв. м. Бригада состояла из шестнадцати - восемнадцати человек.
«Только размах крыльев Серафима составлял шестнадцать метров. Из-за лесов целиком можно было увидеть только Саваофа, и то по пояс. Работа шла вслепую, по клеткам. Само участие в этом колоссальном проекте поражало воображение.»
В 2004 году в течение десяти месяцев храм Казанской иконы Божией Матери Казанского вокзала расписывали под руководством Бато (в крещении Кириак) живописцы-монументалисты: Сергей Шампанов, Петр Безруков, Евгений Сенин, Александр Ермаков, Игорь Разгоняев, Игорь Ларионов, Алексей Артемьев, Галина Зеленова, Марина Тарасова, Владимир Щепилов, Андрей Ремнев, Юрий Козловский, Михаил Жиленков, Константин Михайлов, Валерий Мамчур и Виктор Горячев. Храм был расписан в стиле фресок Дионисия натуральными пигментами на основе связующего акрилового разбавителя. «Юра Козловский, мечтавший о настоящей фреске ,случайно разработал эту уникальную технологию, в целом имитирующую фреску своей матовостью и глубиной. Натолкнувшись на подвал геологов, мы были удивлены широкой палитрой пигментов: по десять видов каждого цвета!»
23 ноября 2005 года медалями преподобного Сергия Радонежского II степени и «патриаршими грамотами» от патриарха Московского и всея Руси Алексия за помощи в деле строительства храмов на Киевском, Белорусском и Казанском вокзалах г. Москвы была награждена треть бригады.
Художник панорамного охвата
Уже в 1987 году, после первого курса Суриковского института у Бато начал формироваться свой творческий почерк. В картине Лопухи все внимание сосредоточено не на здании - условно изображенном заднике, а на монументально поданных огромных лопухах первого плана. Картина строится по законам театральной системы с кулисами и декорациями. Необычна точка, с которой она написана, расположенная посередине гигантской лужи. Здесь уже виден контраст фактур: гладко прописанной водной поверхности и пастозной зелени, при приближении к зрителю данной укрупненным мазком. Такое панорамное виденье пейзажа с нечетким задним планом и почти физически ощутимым краем картины выдает увлечение начинающего монументалиста панорамами и диорамами, в частности, Франца Рубо.
Живописец Бато Дугаржапов обрел свой стиль в середине 90-х в сопоставлении тонко прописанных деталей с вихрем пастозных мазков цветущих деревьев, занимающих первый план (Теплый вечер, 1996). «Я раньше каждое дерево прорисовывал, - говорит художник, - встанешь писать закат, пока дорогу, деревья пропишешь, уже закат ушел. В итоге пришел к выводу: надо изображать то, для чего садишься писать. В удачном пейзаже что-то может мешать. Когда отшлифовываешь композицию, оставляя главное, отбрасываешь две тысячи мелочей, сохранив лишь пару». В картине Рассвет (24х30) первый план чуть намечен. Художник спешит уловить главное: состояние зыбкой грани между предрассветным просветлением и первой робкой игрой света еще невидимого солнца на водной ряби. Бато пришел к выводу, что пейзаж – это, в первую очередь, обобщение.
Если в студенческой работе панорамный пейзаж классически подступает к зрителю снизу, то в зрелых вещах, примерно десять лет спустя, на зрителя наступает листва, под сенью которой нас помещает автор, создавая эффект стремительного кинематографического движения в недра картины, к ее четко прописанному ядру.
Пикник, 2006 – одна из вариаций на тему Теплого вечера, где тот же стол с морского побережья перенесен в сверкающий летний день на берег прохладной реки в окружение уютных российских берез.
Конец апреля, 1998 – одна из лучших работ периода 90-х. Этот пейзаж наряду с Теплым вечером и рядом других видов Крыма составляют «золотую коллекцию» произведений художника. Теплый вечер и Конец апреля, близкие по времени создания, родственны и по манере исполнения, и в композиционном плане: длинные тени, идущие справа налево, кромка моря на заднем плане. В обеих картинах правую нижнюю часть оживляет силуэт чайки, светлым пятном на фоне глубокой тени выравнивающий нагруженную справа композицию. Тот же дом, что и в Конце апреля, с той же красной черепичной крышей помещен в молочно-прозрачную белизну пейзажа в Альпах (2000).
Необычна работа Лодки. Построенная по тем же принципам, что и пейзажи с наступающей на зрителя массой листвы, марина с укрупненными мазками водной поверхности на заднем плане, дает эффект обратной перспективы, втягивая зрителя в серебристое пространство холста.
Картина Кузьминки (1996), построенная лишь на смене фактур, продолжает достижения, найденные в студенческой работе Лопухи.
Пейзаж с лодкой, созданный в Касимове под Рязанью близок Марке по лаконизму выразительных средств. Нежные цвета, подчеркнутое преобладание горизонталей, минимализм благодатно развивают достижения французского постимпрессионизма, рождая ощущение тишины и умиротворенности, свойственное лучшим достижениям отечественного пейзажа. В картине Волна (80х150) – художник работает с таким душевным трепетом и любовью, с которой, пожалуй, подходил к пейзажу только Федор Васильев. Потрясает чистота красок. Бато Дугаржапов моментально и точно схватывает состояние освещения, цвета, света.
Бато уверен, что художник рисует посредством импровизации руки, и картина начинает выходить из среды, где обитает живописец. Благодаря влиянию искусства, художник видит то, что не дано разглядеть обычному человеку. Например, в пасмурные дни, когда идет дождь, и по небу бродят тучи, живописцы пребывают в оптимистическом настроении. «Меня привлекает все, что проникновенно, тонко и мазисто.» Грязь – это вообще сказочное чудо, каскад постоянно меняющихся настроений и цветов. А серебристые льды в белые ночи – в них можно увидеть больше поэзии, тонких чувств, чем во льдах, ошпаренных солнцем.
«Мне нравится мудрое древнее изречение: «Когда изменяемся мы, изменяется мир». Очень часто замечаешь: работает художник, ищет свой стиль и в этом стиле коснеет. С ним ничего не происходит, идет лишь модуляция, смена идей. Было бы хорошо, если бы что-то трансформировалось в его сознании. Печально, но все чаще приходится наблюдать отрицательные изменения».
Но случается и обратная трансформация, когда художник «наступает на горло» своему оригинальному неподражаемому стилю. Не пытается ли Бато убежать от своей сущности, скрывшись завесой импрессионизма и экспрессионизма?
Последний символист. Тоска по прекрасному
Бато Дугаржапов – эстет, пребывающий в постоянном поиске красоты и совершенства, ставшей неотъемлемой частью его жизни. Одно из направлений его творчества - метафорическая живопись, стремление сказать больше, чем фиксирует глаз.
В ряде работ Бато заметна связь с эстетикой символизма, близки к которой на рубеже веков были Борисов-Мусатов и его идейные последователи – Голуборозовцы. Как и символистов, его привлекают вазоны, скамейка, близкие им по настроению меланхолической отрешенности.
Погруженный в пустынное, лишенное зелени аскетичное пространство, Молодой кипарис (2004) несет в себе философскую подоплеку, мысли об одиночестве, создавая настроение легкой грусти. Композиция строится на сопоставлении вертикали кипариса и линии горизонта. Минималистическими средствами художник создает ёмкий по смыслу и рождающий множество ассоциаций пейзаж-картину.
На маленьком холсте Бамбуковой рощи (31х31 см, 2004) и тайна, и надежда, и озарение. Работы, близкие символизму, вмещают больше эмоциональных переживаний и философских прозрений, чем мы первоначально видим в картине.
Смоковница (2004) сродни в смысловом и колористическом планах Высокой воде (2006). Здесь та же тема одиноких деревьев, что и в Молодом кипарисе. Маленькая смоковница затерялась на высокой скале над обрывом, и вслед за художником мы невольно любуемся открывшейся перед ней бездной водной стихии с покоящимися внизу огромными валунами. Художник не делает акцента на стойком обреченном деревце, его манит пугающая красота неизвестности бескрайнего морского пространства. Подтверждение этой мысли – созданная годом ранее работа У обрыва (2003), где молодая художница пишет этюд, расположившись на самом склоне горы.
Художник решает для себя вопрос: удержаться или заглянуть в пропасть. Это может быть и бездна искусства. «Пушкина читать страшновато, потому что очень гениален. Поражаешься.» - говорит Бато.
Традиция отождествлять растительный мир с человеческими переживаниями еще до символистов в полной мере проявилась у их русского предтече Михаила Лермонтова:
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря.
У Черного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы.
И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: "Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.
Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных".
"На что мне тебя? - отвечает младая чинара,-
Ты пылен и желт - и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал - да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море".
Дерево для Бато, помимо всего, имеет и сакральное значение. Не случайно в дипломе В горах оно воспринимается как древо жизни.
Терраса (2003) – квинтэссенция символического направления Бато Дугаржапова. Обычно точный в передаче освещения, художник уходит от конкретики, изображая безотносительное время суток, то ли белую ночь, то ли пасмурный день. Картина полна ожидания. Не отбрасывающие теней старинные скамьи, вазоны, скульптуры, строгие беседки, стриженные боскеты, пронизанные красотой увядания, как вместилища исторической памяти могли бы быть фрагментами картин ностальгирующих мирискусников. Отражающаяся в пруду ива словно заглядывает в прошлое. По мироощущению картина близка рубежу 19-20 веков с его пассеизмом, желанием скрыться от нарастающих катаклизмов настоящего.
Красиво сочетание голубого и зеленоватого во всплесках волн Высокой воды (2006). Снова ива на первом плане. К ее образу художник возвращается многократо. В детстве у дома росла огромная ива, под сенью которой частенько играла детвора. Щемящий дугаржаповский колорит (нежно-розовый цвет закатного неба, голубые тени) отражает состояние перехода, стремительно ускользающий момент изменения природы.
В Карадагском заповеднике одинокая скамья над бескрайним пустынным морем оставляет зрителя наедине с простором ассоциаций. По широкому охвату пейзажа и состоянию всепоглощающей тишины этой картине близок Меганом.
Индивидуальный стиль художника в большей степени получил развитие в Крыму. Здесь родина домов с летящими на зрителя деревьями. В Крыму появляются работы больших размеров (Облака, Волна, Рассвет, Утро, Радуга). Художник любит писать ранним утром, передавая нежное освещение (Улица Толстого. Ялта и т.д.)
Небольшой холст Утро, 1998 (40х50) вмещает в себя все многообразие пробуждающегося дня. Прозрачный воздух не замутняет слепящей белизны домов, сверкания мокрой улицы, игру света и тени на черепичных крышах, лазурную морскую даль.
Парижские контрасты
Повторный приезд в Париж в конце 90-х характерен другой стилистикой, нежели в 1992-1993 годах.
Бато, подобно импрессионистам, создает многочисленные виды Собора Парижской богоматери при различном освещении (Вечерние тени, Ночной Нотр-Дам (2006).
Полдень. Монмартр (1999) соткан из цветовых контрастов
красного и зеленого. В Тюильри агрессивно наступающая зелень контрастирует с пробелами неба. Даже в Ночной Сене (2006) художник в окутавшем город мраке ищет контрастных сочетаний. Расплавленным золотом отражаются в реке огни ночного города, сверкают рефлексами на стене спящего дома.
В картине Вид на Нотр-Дам художник не смог удержаться от изображения своего любимого дерева – ивы на первом плане, из-за которого знаменитый собор практически не виден – шутливый ход остроумного мастера. В Виде на Лувр, как и в Виде на Нотр-Дам Бато привлекают зеленые насаждения первого плана, а чуть заметный силуэт дворца растворяется в туманной дымке горизонта.
В ночных контрастно-кричащих деформированных пейзажах есть нечто от взволнованного экспрессионизма Хайма Сутина (Мост ювелиров, Вид на храм Христа Спасителя). В ночном Париже живописец старается передать взрывное состояние. Для Бато важно первое впечатление от увиденного.
В Барках контрастны сочетания осенней багровой листвы и таких же по цвету мачт.
В Начале сезона (2006) художник отталкивается от Гогена и продолжает тему вертикалей, начатую в Причале (2001). Обе работы ритмичны и пластически выразительны. Динамика Причала рождается из отражающихся в воде вертикалей столбов, тогда как Начало сезона – контрастная игра света и теней. Вид на океан (Залив) продолжает тот же тип ритмических композиций.
Бато много путешествует с группой последователей и единомышленников, в первую очередь с Игорем Ларионовым, Юрием Константиновым и Петром Безруковым, они вместе ездят в Париж, Гурзуф, Венецию, на академические дачи. Бато пишет в путешествиях. В мастерской почти не работает. В будущем планирует заняться пастелью и сепией.
Все трудности Бато считает временными и скоропреходящими. Он мечтает нарисовать музыку и ветер. А еще мечтает «Построить свой дом с собственной мастерской, вырастить сад, сидеть на скамейке и смотреть на закат!»
Сельский пейзаж
За какой бы вид пейзажа не взялся художник – все ярко, талантливо, эмоционально.
«…Когда б вы знали, из какого сора рождаются стихи…» - когда-то писала Анна Ахматова. Бато Дугаржапов, продолжая мысль поэтессы, может из всего раскинувшегося перед ним великолепия пейзажа выбрать объектом изображения ничем не примечательную прозаичную грязную лужу, но под кистью художника она обретает мощь, благородство и эстетическую привлекательность. Поэтично звучит в произведениях Бато и серая хлябь осенних русских деревень, где он является духовным продолжателем живописи Л. В. Туржанского.
Художник работает в технике alla prima, быстро, живо, свободно.
В почти абстрактном полотне Апрель. Подмосковье (2000) «замесы» терракотовых теплых землистых цветов не визуально объективно, а ассоциативно показывают, как из месива разморенной, подогретой первыми лучами весеннего солнца земли зарождаются зелень и белизна ранних цветов.
В Холодном лете (2002) несколькими мазками предана ледяная голубизна неба. Быстрые прикосновения кисти рождают ощущение порывистого ветра, уносящего массу темных облаков, колышущего крону одинокого дерева и лес дальнего плана. Стремительные порывы ветра создают многообразную игру света и тени.
Село Недельное (2002) было создано во время росписи храма под Малоярославцем.
В Апреле (2006) изумительно передан слепяще-солнечный колорит первых теплых дней, голубые тени. У крыльца деревенской избушки присел старик. Это один из редких пейзажей, где Бато понадобилось оживить радостно-звонкий уголок природы человеческой фигурой. Несколькими мастерскими мазками кисти художник создает образ седобородого старца, присевшего на бревно и занятого какими-то извечно крестьянскими делами. Задорное весеннее солнце играет своими бликами в молодой траве, первой листве, ярко освещает комнату за незапертой дверью.
На протяжении всего творчества Бато Дугаржапов периодически обращается к портрету. Особенно много портретных зарисовок было создано во время учебы в МСХШ с товарищей и одноклассников, портрет отца, матери, сестры. Впоследствии, отойдя от реалистической живописи, художник с экспрессивной выразительностью пишет отца Константина (2003) и ряд других портретов.
«В картине 18 века «Крестьянский ужин» Михаила Шибанова поражает трагедийность образа отца семейства.
Потрясает у Тициана то, как его портреты Дожей сопереживают зрителю, где стирается грань между зрителем и портретом..
Нравятся наполненные светом от окон стены Вермеера Дельфтского, сырая поэзия Бялыницкого-Бируля.
Особенно тоновая умеренность в натюрмортах Грабаря. Он держал силу света в узде, что и привело к живописному Олимпу».
Бато Дугаржапов высоко ценит творчество Константина Коровина, пейзажи Валентина Серова. Рембрандта, Ван Гога, Левитана, Архипова считает первоклассными колористами. Восхищается композицией Аверьянова, Лубенникова, нравится малая темпера Абакумова. «Шедевров в искусстве, как и в музыке, не так много ». В музыке Бато предпочитает Вивальди, Баха, Малера, Брукнера, Артемьева, сто-сто пятьдесят вещей. Фонотека не пополняется со студенческих времен.
Туманный период
Художник для художников
В последние годы в произведениях Бато Дугаржапова не встретишь четких контуров предметов, все расплывается, сплавляется, сплетаясь в единую цветовоздушную массу. Художник ощущает себя частью бытия, не противопоставляя себя окружающему миру, а образуя с ним единую сущность.
Родоначальница «туманного» направления Ива (2001), к изображению которой художник возвращается неоднократно, словно соткана из света и воды.
В 2007 году создан цикл легких прозрачных работ, написанных у моря: Коровинский спуск, Константин Паустовский, Спуск к морю, Чаепитие и ряд других, в которых словно разрабатываются аранжировки одной мелодии. Все расплывается в матово-лиловой дымке, где предметы почти утрачивают свои контуры и очертания, соприкасаясь с миром грез ирреального пространства, которое также приоткрывалось и перед Борисовым-Мусатовым. В иных работах контуры настолько сливаются с окружающим пространством, что создается впечатление однородной массы (Вечерняя тишина, 2007), и лишь при внимательном рассмотрении едва различимы силуэты деревьев, берега, реки.
Вечерний мостик (2007) словно материализовался из сказок Васнецова. Между тем ощущается влияние современности в кинематографичности и укрупнении деталей: Осиновый мост словно фрагмент Вечернего мостика.
Помимо розового в последние годы в излюбленную гамму художника добавились лиловый, сиреневый и бледно-фиолетовый (Сиреневый вечер, Сизый вечер). В Сиреневом вечере сконцентрированы лучшие достижения Бато 90-х годов, где мелкие детали соседствуют с живописной стихией растительности. Для художника еще со студенческих времен характерна необычная точка зрения, в данном случае сверху. Он не ищет парадных открыточных видов, предпочитает необычные ракурсы. Мы смотрим вслед за автором, задрав голову, на стоящий рядом высокий дом, и наш взгляд теряется в ночной синеве или упирается в зонтик, раскрытый над головой.
Даже маленький этюд под кистью художника приобретает монументальное звучание.
Одна из излюбленный тем – водная стихия, то буйная и непокорная, то сверкающая бисером бликов (Бисер, 2007).
Протва – река с розовыми отблесками заходящего солнца.
В небольшом фрагментарном холсте Юга – загадка, мечта, желание остановить прекрасное, стремительно меняющееся состояние природы, а в маленьком этюде Склон (обрыв) передана головокружительная высота.
Гурзуф. Февраль по состоянию одухотворенности близок левитановским пейзажам. Художник изображает не просто уголки природы. Они живут, дышат, имеют свое настроение. За каждым явлением угадывается пантеистическое начало. Природа приоткрывает свой мир и впускает в него чуткого художника, делится с ним своими эмоциями и переживаниями – всем тем, что не доступно глазу обычного человека.
Составляющие творчества Бато Дугаржапова: образ, ощущение, настроение. Его многочисленные пейзажи исключительно музыкальны.
За последние десять лет творчество Бато претерпело определенную эволюцию от высокого салонного искусства, продолжающего и развивающего традиции Альма-Тадемы и пленэрной живописи Семирадского до импрессионистического видения мира.
В новом тысячелетии художник перешел к импрессионистическим мотивам, отойдя от мелкой деталировки и выступая прямым последователем К. А. Коровина. Живописец идет по пути обобщения, чем дальше, тем более образно относясь к изображаемому.
«Считаю своим языком состояние интуитивной импровизации в момент реального воплощения образа. Остается самое трудное – сделать этот язык выражения современным, залить старую форму новым содержанием, авангардной идеей, образом, случайным срезом виденья. Вот «Улочка». Просчитываешь, что может быть прелюдией этого куска. Вещи иногда не получаются, но приходит озарение, которое надо почувствовать».
Художник при создании своих произведений идет от первого впечатления, которое потом импровизационно развивает, таким образом, следует путем абстрактного живописца. Бато облагораживает действительность, его живопись динамична, как сама жизнь.
Отдалившись от вкусов широких масс, перейдя к элитарному искусству, Бато Дугаржапов стал «художником для художников». Не случайно к нему за профессиональным советом приходят молодые единомышленники, показывая свои рисунки.
В свое время Бато давал частные уроки живописи. «Обычно меня спрашивают, как научиться рисовать. Холст, бумага – это двухмерное пространство, а мы видим трехмерное. Если пытаться переводить на холст то, что видишь – это большая ошибка. В двухмерном пространстве другие законы, о которых не говорят в художественных школах. Форму нужно строить от ребра. Для этого надо его найти – это переход от света к тени. От него и надо развивать пространство в сторону света и в сторону тени. Это конструктивное понятие должно сидеть в голове в общей системе живописи. Некоторые, окончив институт, этого не понимают, перенося на холст то, что видят. Холст – это условная вещь. Здесь надо оперировать абстрактными категориями. К реализму это относится в первую очередь. Надо меньше смотреть на палитру, а больше творить на самом холсте, учиться «распускать глаза», чтобы видеть общие пятна на картине более расплывчатыми, что дает точные ощущения цветовых отношений, настроения, образа».
Больше, чем пейзаж
Прекрасные, удивительные, поэтичные – неотъемлемые эпитеты картин Бато Дугаржапова. Художник нашел свой способ выразить красоту русского пейзажа без многословия и литературности, сближаясь с ней в интонациях и поэтическом волнении.
Зрители, созерцающие его картины, становятся духовно чище, просветляются. Не случайно со времен импрессионистов пейзаж называют «иконой новоевропейского типа сознания».
Обычно художник создает этюды, чтобы перейти к картине, Бато же в ранний период творчества создавал картины и многофигурные композиции, сконцентрировавшись впоследствии на фрагментарных этюдах. Эволюция его творчества носит обратный характер. Нарезая холст на мелкие части, восхищаясь каждым уголком природы, он воссоздает осколки калейдоскопа божественного мироздания.
Москва, 2006 г.
